Отец забывает...
Послушай, сын, я говорю это сейчас, когда ты спишь.
Щека лежит на маленькой ручонке, светлые кудри прилипли к влажному лбу.
Я тайком прокрался в твою комнату.
Всего несколько минут назад, когда я сидел с газетой в библиотеке, меня охватила волна раскаяния.
Я пришел в твою спальню с повинной.
Я подумал о том, что был слишком строг с тобой.
Я отругал тебя, когда ты собирался в школу, потому что ты едва ли коснулся лица полотенцем.
Я отчитал тебя за то, что ты не чистишь ботинки, зло прикрикнул на тебя, когда ты бросил вещи на пол.
За завтраком я тоже нашел, за что тебя поругать.
Ты что-то пролил, глотал пищу большими кусками, клал локти на стол и намазывал слишком много масла на хлеб.
А когда я спешил на поезд, а ты, уходя гулять, обернулся, помахал мне рукой и крикнул: «До свидания, папочка!» — я, нахмурившись, бросил в ответ: «Расправь плечи, не сутулься».
Вечером повторилось то же самое.
Проходя мимо, я увидел, как ты, стоя на колени, играешь в шарики. На чулках уже образовались дырки. Я унизил тебя при твоих друзьях, когда ты брел впереди меня по направлению к дому. Чулки были дорогими, если бы ты сам заплатил за них, то был бы более аккуратным. Слушай сын, что говорит тебе отец.
Помнишь, как позже, когда я читал, сидя в библиотеке, то робко вошел и посмотрел на меня с какой-то болью в глазах.
Я бросил на тебя взгляд поверх газеты, нетерпеливый и недовольный, что мне мешают.
Ты нерешительно стоял в дверях. «Чего ты хочешь», — пробурчал я.
Ты, ничего не сказав, стремительно бросился ко мне, обвил руками мою шею и поцеловал.
И твои ручонки сжались с любовью, которую Бог разжег в твоем сердце и которую не может осушить даже пренебрежение.
А потом ты ушел, и я слышал, как ты поднимался по ступенькам.
И в этот момент, сынок, газета упала у меня из рук, и жуткий, парализующий страх охватил меня. Что же сделала со мной привычка? Привычка отчитывать, выискивать ошибки, делать замечания. Это моя награда тебе за то, что ты мальчишка. Это не потому, что я не люблю тебя, а потому, что слишком многого жду от ребенка. Я оцениваю тебя мерками своих лет.
А в тебе, в твоем характере так много хорошего, замечательного, искреннего.
Твое маленькое сердечко похоже на огромный диск солнца, встающего над дикими холмами.
Я увидел это в твоем внезапном порыве, когда ты подбежал и поцеловал меня перед сном.
И сегодня больше ничего не имеет значения, сынок.
Я пришел в темноте к твоей кровати и, пристыженный, встал на колени.
Это недостаточное искупление. Я знаю, что ты не понял бы все то, что я сейчас тебе говорю, в часы бодрствования.
Но завтра я буду настоящим отцом. Я буду твоим настоящим другом, буду страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься.
Я прикушу язык, когда с него будут готовы сорваться нетерпеливые слова.
И буду повторять как заклинание: «Это всего лишь мальчик, маленький мальчик!»
Боюсь, я представлял тебя взрослым мужчиной.
Теперь, когда смотрю на тебя, сынок, устало свернувшегося в своей кроватке, я вижу, что ты все еще ребенок.
Еще вчера мать носила тебя на руках, и твоя головка лежала у нее на плече.
Я требовал слишком многого, слишком многого...
